Банкротство холдинга: единая процедура или раздельное банкротство обособленных юрлиц
Банкротство корпораций является одной из наиболее актуальных и животрепещущих проблем. Ведение бизнеса через группу компаний, через холдинговую структуру, которая более или менее прозрачна для внешних контрагентов и внешних кредиторов, как правило, сопровождается свободным движением средств, активов, обязательств, денег, запасов и всего остального между членами этой холдинговой группы. И это вполне нормально. Но это все создает условия, чтобы в рамках банкротства бенефициары, используя взаимную кредиторскую и дебиторскую задолженность, попытались получить некое незаконное преимущество перед независимыми кредиторами, для которых это движение средств внутри группы компаний было непрозрачным или недоступным.
Опрошенные эксперты приводят аргументы в пользу введения единой процедуры: исключены или минимизируются риски злоупотребления за счет исключения асимметричного положения кредиторов и должников, решается проблема внутри групповой задолженности и так называемых рекурсионных требований: когда должники, удовлетворив требования кредитора по поручительству в порядке регресса, встают в реестр кредиторов основного должника, и так продолжается до бесконечности.
Однако если вводить неформальный критерий объединения активов в группу для целей единого банкротства, из-за банкротства бенефициара какого-то из активов будут страдать совершенно обособленные, самостоятельные и вполне платежеспособные бизнесы.
Один в поле: банки и крупные системные кредиторы должны действовать вместе, наполняя конкурсную массу, или каждый сам за себя?
Опрошенные эксперты привели доводы в пользу совместных действий с точки зрения скорости и уровня возврата, информационной прозрачности и даже полезной судебной практики: совместные действия облагораживают культуру банкротства, судебную практику. Когда банк или крупный кредитор думает, как вести себя в той или иной процедуре, какую позицию занять, нужно думать еще и о том, как желаемое им решение отразится на всем, например, банковском сообществе. Можно выиграть одно сражение, но проиграть войну, сформировав практику, которая сыграет против него в других процедурах банкротства.
Однако стоит отметить, что даже рациональные игроки не готовы сотрудничать друг с другом. В условиях повышенной неопределенности и незнания в точности позиции оппонента нужно, конечно, всех «сливать» и действовать крайне эгоистично, защищая только свои интересы.
Доктор Зло: бенефициарный владелец — полноправный участник процесса или лишь ответчик за совершенное?
Наталья Колерова, советник адвокатского бюро «S&K Вертикаль» напомнила, что у бенефициаров вполне достаточно прав: это и возможность выбора представителей участников, и подача жалобы в СРО в отношении действий арбитражного управляющего, и заявление в правоохранительные органы. «Если вы посмотрите практику, в процентном соотношении приговоров в отношении конкурсных управляющих по 195 статье УК достаточно», — говорит эксперт. А самые главные процессуальные права предоставлены в рассмотрении обособленного спора привлечения к субсидиарной ответственности. Может быть даже поставлен вопрос об освобождении от субсидиарной ответственности, если доказать наличие экономически обоснованного плана по выходу из кризиса, который не сработал по каким-то объективным причинам.
Опрошенные эксперты отметили, что роль бенифициара в процессе недостаточно эффективна. Часто в силу того, что имеет место тот или иной корпоративный конфликт: разные бенефициары не могут согласовать, кто будет ходить на процесс. Но чаще всего бенефициары вспоминают о том, что у них есть компания в процедуре банкротства, лишь когда на второй-третий год конкурсного управления им «прилетает» привлечение к субсидиарной ответственности.
Переход на личности: конституционные права супругов на неприкосновенность частной жизни или права кредиторов на раскрытие?
Банкротство — это законная процедура, в ходе которой мы перекладываем деньги в брючный карман, а пиджак отдаем кредиторам. Последние 10 лет банкротное законодательство в России активно развивалось. Вектор очевиден. Государство говорит: не надо прятать или выводить активы. И расширяет инструментарий для того, чтобы активы вернуть. Если правопорядок достаточно жесткими механизмами борется с прямыми или кривыми схемами по выводу активов, с проявлением любой недобросовестности в рамках банкротных процедур, то почему из этой борьбы должна исключаться ситуация, когда брачно-семейные отношения используются с целью причинения вреда? И коль скоро мы призываем защищать интересы кредиторов, поскольку они уже один раз потеряли деньги, мы должны использовать все законные методы для того, чтобы активы вернуть.
Опрошенные эксперты отмечают, что брак — это право, которое старше, чем билль о правах, союз, который поддерживает образ жизни, а не является его причиной. Но мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда брачно-семейные отношения используются как ширма для того, чтобы спрятать за них активы. Детально изучив практику по этой категории споров. В России всего два судебных дела, где кредиторам удалось доказать, что именно их должен защитить суд. То есть судились между собой истец и ответчик, супруга и супруг по разделу имущества, а победило в этом деле третье лицо — их кредитор. Кредиторам не надо бояться брачных уз, особенно когда эти брачные узы используются не в тех благородных целях, ради которых создается брак.